Неточные совпадения
Барин в
овраге всю ночь пролежал,
Стонами птиц и волков отгоняя,
Утром охотник его увидал.
Барин вернулся домой, причитая:
— Грешен я, грешен! Казните меня! —
Будешь ты, барин, холопа примерного,
Якова верного,
Помнить до судного
дня!
Весь уголок верст на пятнадцать или на двадцать вокруг представлял ряд живописных этюдов, веселых, улыбающихся пейзажей. Песчаные и отлогие берега светлой речки, подбирающийся с холма к воде мелкий кустарник, искривленный
овраг с ручьем на
дне и березовая роща — все как будто было нарочно прибрано одно к одному и мастерски нарисовано.
Он с пристрастным чувством, пробужденным старыми, почти детскими воспоминаниями, смотрел на эту кучу разнохарактерных домов, домиков, лачужек, сбившихся в кучу или разбросанных по высотам и по ямам, ползущих по окраинам
оврага, спустившихся на
дно его, домиков с балконами, с маркизами, с бельведерами, с пристройками, надстройками, с венецианскими окошками или едва заметными щелями вместо окон, с голубятнями, скворечниками, с пустыми, заросшими травой, дворами.
Кругом теснились скалы, выглядывая одна из-за другой, как будто вставали на цыпочки. Площадка была на полугоре; вниз шли тоже скалы, обросшие густою зеленью и кустами и уставленные прихотливо разбросанными каменьями. На
дне живописного
оврага тек большой ручей, через который строился каменный мост.
Солнце тотчас воспользовалось этим и ярко осветило глубокий
овраг до
дна.
Дно и бока
оврага заросли травой и кустами.
Внизу зияют пропасти, уже не с зелеными
оврагами и чуть-чуть журчащими ручьями, а продолжение тех же гор, с грудами отторженных серых камней и с мутно-желтыми стремительными потоками или мертвым и грязным болотом на
дне.
Вот что думалось иногда Чертопханову, и горечью отзывались в нем эти думы. Зато в другое время пустит он своего коня во всю прыть по только что вспаханному полю или заставит его соскочить на самое
дно размытого
оврага и по самой круче выскочить опять, и замирает в нем сердце от восторга, громкое гикание вырывается из уст, и знает он, знает наверное, что это под ним настоящий, несомненный Малек-Адель, ибо какая другая лошадь в состоянии сделать то, что делает эта?
А в зимний
день ходить по высоким сугробам за зайцами, дышать морозным острым воздухом, невольно щуриться от ослепительного мелкого сверканья мягкого снега, любоваться зеленым цветом неба над красноватым лесом!.. А первые весенние
дни, когда кругом все блестит и обрушается, сквозь тяжелый пар талого снега уже пахнет согретой землей, на проталинках, под косым лучом солнца, доверчиво поют жаворонки, и, с веселым шумом и ревом, из
оврага в
овраг клубятся потоки…
Был невыносимо жаркий июльский
день, когда я, медленно передвигая ноги, вместе с моей собакой поднимался вдоль Колотовского
оврага в направлении Притынного кабачка.
Небольшое сельцо Колотовка, принадлежавшее некогда помещице, за лихой и бойкий нрав прозванной в околотке Стрыганихой (настоящее имя ее осталось неизвестным), а ныне состоящее за каким-то петербургским немцем, лежит на скате голого холма, сверху донизу рассеченного страшным
оврагом, который, зияя как бездна, вьется, разрытый и размытый, по самой середине улицы и пуще реки, — через реку можно по крайней мере навести мост, —
разделяет обе стороны бедной деревушки.
Едва мы поднялись наверх, как сразу увидели, в чем
дело. Из-за гор, с правой стороны Мутухе, большими клубами подымался белый дым. Дальше, на севере, тоже курились сопки. Очевидно, пал уже успел охватить большое пространство. Полюбовавшись им несколько минут, мы пошли к морю и, когда достигли береговых обрывов, повернули влево, обходя глубокие
овраги и высокие мысы.
На пути нам встречались каскадные горные ручьи и глубокие
овраги, на
дне которых лежал еще снег.
Спускаться по таким
оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По
дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно. С веселым шумом бежала вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
В «Кулаковку» даже
днем опасно ходить — коридоры темные, как ночью. Помню, как-то я иду подземным коридором «Сухого
оврага», чиркаю спичку и вижу — ужас! — из каменной стены, из гладкой каменной стены вылезает голова живого человека. Я остановился, а голова орет...
Вся площадь изрезана
оврагами; в одном на
дне его стоит зеленоватая жижа, правее — тухлый Дюков пруд, куда, по рассказу бабушки, дядья зимою бросили в прорубь моего отца.
Слева сад ограждала стена конюшен полковника Овсянникова, справа — постройки Бетленга; в глубине он соприкасался с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой, красной, шумной, похожей на колокол; ее домик, осевший в землю, темный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно смотрел двумя окнами в поле, исковырянное глубокими
оврагами, с тяжелой синей тучей леса вдали; по полю целый
день двигались, бегали солдаты, — в косых лучах осеннего солнца сверкали белые молнии штыков.
Ну вот, иду; только скувырнулась по тропе вниз, на
дно, ка-ак засвистит, загикает по
оврагу!
Разбуженный, он попросился вон из класса, был жестоко осмеян за это, и на другой
день, когда мы, идя в школу, спустились в
овраг на Сенной площади, он, остановясь, сказал...
Нас выпороли и наняли нам провожатого, бывшего пожарного, старичка со сломанной рукою, — он должен был следить, чтобы Саша не сбивался в сторону по пути к науке. Но это не помогло: на другой же
день брат, дойдя до
оврага, вдруг наклонился, снял с ноги валенок и метнул его прочь от себя, снял другой и бросил в ином направлении, а сам, в одних чулках, пустился бежать по площади. Старичок, охая, потрусил собирать сапоги, а затем, испуганный, повел меня домой.
На горе же, в виду моря и красивых
оврагов, всё это становится донельзя пошло и грубо, как оно и есть на самом
деле.
Из лесного
оврага, на
дне которого, тихо журча, бежал маленький родничок, неслось воркованье диких голубей или горлинок, слышался также кошачий крик и заунывный стон иволги; звуки эти были так различны, противоположны, что я долго не хотел верить, что это кричит одна и та же миловидная, желтенькая птичка.
— Днем-то ничего, а теперь тоже ночь, — отвечал кучер, — одна-то сторона у нее, — косогор, а с другой-то —
овраг; маленько не потрафишь, пожалуй, и слетишь в него.
Тогда за каждым кустом, за каждым деревом как будто еще кто-то жил, для нас таинственный и неведомый; сказочный мир сливался с действительным; и, когда, бывало, в глубоких долинах густел вечерний пар и седыми извилистыми космами цеплялся за кустарник, лепившийся по каменистым ребрам нашего большого
оврага, мы с Наташей, на берегу, держась за руки, с боязливым любопытством заглядывали вглубь и ждали, что вот-вот выйдет кто-нибудь к нам или откликнется из тумана с овражьего
дна и нянины сказки окажутся настоящей, законной правдой.
Живя в Москве широкой жизнью, вращаясь в артистическом и литературном мире, задавая для своих друзей обеды, лет через десять В.М. Лавров понял, что московская жизнь ему не под силу. В 1893 году он купил в восьми верстах от городка Старая Руза, возле шоссе, клочок леса между двумя
оврагами, десятин двадцать, пустошь Малеевку, выстроил в этом глухом месте дом, разбил сад и навсегда выехал из Москвы, посещая ее только по редакционным
делам в известные
дни, не больше раза в неделю.
Налево
овраг выходит к арестантским ротам, в него сваливают мусор со дворов, и на
дне его стоит лужа густой, темно-зеленой грязи; направо, в конце
оврага, киснет илистый Звездин пруд, а центр
оврага — как раз против дома; половина засыпана сором, заросла крапивой, лопухами, конским щавелем, в другой половине священник Доримедонт Покровский развел сад; в саду — беседка из тонких дранок, окрашенных зеленою краской.
Он засмеялся, взглянул в окно на потемневший
овраг, уставленный по
дну торговыми ларями, и продолжал, поправляя усы...
Жандармский ключ бежал по
дну глубокого
оврага, спускаясь к Оке,
овраг отрезал от города поле, названное именем древнего бога — Ярило. На этом поле, по семикам, городское мещанство устраивало гулянье; бабушка говорила мне, что в годы ее молодости народ еще веровал Яриле и приносил ему жертву: брали колесо, обвертывали его смоленой паклей и, пустив под гору, с криками, с песнями, следили — докатится ли огненное колесо до Оки. Если докатится, бог Ярило принял жертву: лето будет солнечное и счастливое.
В веселый
день Троицы я, на положении больного, с полудня был освобожден от всех моих обязанностей и ходил по кухням, навещая денщиков. Все, кроме строгого Тюфяева, были пьяны; перед вечером Ермохин ударил Сидорова поленом по голове, Сидоров без памяти упал в сенях, испуганный Ермохин убежал в
овраг.
В этот самый
день, в который, по необычайному стечению обстоятельств, Милославский нарушил обет, данный им накануне: посвятить остаток
дней своих безбрачной жизни, часу в десятом ночи какой-то бедный прохожий, в изорванном сером кафтане, шел скорыми шагами вдоль большой московской дороги, проложенной в этом месте по скату глубокого
оврага, поросшего густым лесом.
После чая — летом — дети отправлялись в густой, огромный сад, спускавшийся в
овраг, на
дне которого всегда было темно.
— А в
овраге спугнули мы сову, — рассказывал мальчик. — Вот потеха-то была! Полетела это она, да с разлету о дерево — трах! даже запищала, жалобно таково… А мы ее опять спугнули, она опять поднялась и все так же — полетит, полетит, да на что-нибудь и наткнется, — так от нее перья и сыплются!.. Уж она трепалась, трепалась по оврагу-то… насилу где-то спряталась… мы и искать не стали, жаль стало, избилась вся… Она, тятя, совсем слепая днем-то?
Кузница стояла на краю неглубокого
оврага; на
дне его, в кустах ивняка, Евсей проводил всё свободное время весной, летом и осенью. В
овраге было мирно, как в церкви, щебетали птицы, гудели пчёлы и шмели. Мальчик сидел там, покачиваясь, и думал о чём-то, крепко закрыв глаза, или бродил в кустах, прислушиваясь к шуму в кузнице, и когда чувствовал, что дядя один там, вылезал к нему.
Пестрые утки, белые и серые гуси плавали отдельными станицами по светлой воде пруда: он никогда не зацветал благодаря обильным ключам, бившим в его «голове» со
дна крутого и каменистого
оврага.
Немного погодя они, в самом
деле, начали спускаться по крутому каменистому скату в
овраг.
Парень без шапки следом идёт и молчит. Прошли огороды, опустились в
овраг, — по
дну его ручей бежит, в кустах тропа вьётся. Взял меня чёрный за руку, смотрит в глаза и, смеясь, говорит...
Один
день, во время уборки хлеба, мы с Катей и Соней после обеда пошли в сад на нашу любимую скамейку — в тени лип над
оврагом, за которым открывался вид леса и поля.
Засада здесь и в самом
деле была, но не опасная: купец нашел в
овраге двух таких же, как он, благочестивых людей в купеческом одеянии, с которыми надо было «сладиться».
Григорий, ошеломленный вином, ни на что не обращал внимания и знай только хлестал и стегал несчастную свою клячу, которая то и
дело вязла в
оврагах…
Делу полицейской расправы в городе эта неформенность не мешала, но вопрос становился совершенно иным, когда пришла весть о приезде «надменной фигуры». Александр Афанасьевич в качестве градоначальника должен был встретить губернатора, принять и рапортовать ему о благосостоянии Солигалича, а также отвечать на все вопросы, какие Ланской ему предложит, и репрезентовать ему все достопримечательности города, начиная от собора до тюрьмы, пустырей,
оврагов, с которыми никто не знал, что делать.
На другой
день после раннего обеда они сволокли легкую, плоскодонную лодку по откосу
оврага к реке, спустили ее в воду и поплыли по течению вниз. Так как река бежала необыкновенно быстро, то фельдшер пустил Астреина на гребные весла, а сам сел на корму с рулевым веслом. Смирнов взял с собой на всякий случай шомпольную одностволку и даже зарядил ее. Друг, увязавшийся за лодкой, бежал по берегу и весело лаял.
При въезде в деревню стоит земская школа; при выезде, у
оврага, на
дне которого течет речонка Пра, находится фельдшерский пункт.
Семенов офицер тоже в цепи был; каждый —
день три раза носил ему Семен из полковых кухонь, из
оврага, самовар горячий и обед.
Вдвоем с ним или порознь я сиживал в овинах и лесных
оврагах, рассказывая мужикам то, что знал, посильно отвечая на их вопросы о выделе, о ходе думских заседаний, о том, как поставлено земельное
дело в других государствах, какие права имеет там крестьянство.
На другой же
день нам удалось умножить наше собрание еще тремя сумеречными, необыкновенно красивыми, бабочками, которых и воткнуть иначе было нельзя, как на самые тоненькие кружевные булавочки, по миниатюрности их тела. При раскладке их Панаев вполне выказал свою ловкость и уменье. Я поймал их в
оврагах около моей квартиры, куда заглянул случайно. Солнце было еще высоко, а в
оврагах была уже тень, и сумеречные бабочки начали летать.
День обещал быть теплым. Ветер стих, речная гладь едва шевелилась, и широкие, пологие волны лишь тихо колебали, не взламывая, зеркальное отражение скал. Горы противоположного берега казались совсем близко, и, только пристально вглядываясь в подробности, можно было заметить, что это обман зрения:
овраги представлялись извилистыми трещинками, а огромные лиственницы на склонах — былинками…
Глядится тусклый
день в стекло
Прозрачных льдин — и занесло
Овраги снегом.
Жалкий
овраг… Пролетела весна —
Выжжет опять его солнце до
дна...
Вот другие по
оврагам, глубокие, бурливые, они поднимают со
дна желтую глину, подмывают черный снег и обломки его несут на вольный простор реки.
Буран свирепел час от часу. Бушевал всю ночь и весь следующий
день, так что не было никакой езды. Глубокие
овраги делались высокими буграми…